Отношение религии к вину – то есть к власти столь же универсальной – может быть сформулировано короче, чем свитки запретов, – словом «ревность» 2
В Швеции скандал: семейство требует компенсации в размере 27 тысяч евро от пастора, который якобы был настолько пьян во время заупокойной службы, что, как говорится в отправленной в Церковь Швеции жалобе, пытался «карабкаться на алтарь, как обезьяна в вольере», и будто бы даже предлагал одной прихожанке угоститься в укромном уголке аквавитом.
Этот сюжет напомнил мне не такую уж давнюю историю о католических священниках, страдающих алкоголизмом. С 1974 года епископы могли разрешить проходившим лечение от зависимости заменить вино на виноградный сок в совершении евхаристии. Возможность такой замены исчезла в 1983 году – столь велико для церкви было символическое значение напитка, что даже алкоголики должны были причаститься хоть каплей, но настоящего вина. Его смысл Фома Аквинский сравнивал с самим образом воздействия Таинства. «Под этим я понимаю радость духовную, ибо написано, что вино веселит сердце человека», – писал он.
Делом эту нехитрую мысль подтверждают и современные служители церкви: к примеру, бывший архиепископ Эдинбургский Ричард Холлоуэй в одном из интервью живо рассказывал о своей любви к односолодовому виски и зинфанделю (обычно в сочетании с куском пиццы). Один из тезисов автора нашумевшей книги «Безбожная мораль» – отсутствие причинно-следственной связи между религиозностью и этическими принципами; но вопрос употребления алкоголя – и вина, в частности, – в большинстве религий мира входит в число внятно прописанных этических норм.
Поначалу ограничения о питье вина носили, скорее, философский характер. У Платона, к примеру, встречаются соображения о вреде винопития раньше 40 лет – возраста, по достижении которого уже можно начинать «исцеление старческой раздражительности». После сорокового года и формального наступления одряхления воззвание к Дионису безвредно и даже рекомендовано для «обновления юности и наслаждения забвением скорби».
Но далеко не все участники греческих симпозиумов (что означает просто «совместное питье») пытались залить вином тоску – многие получали удовольствие от сборищ разной степени серьезности. При этом пьяницами греки были вряд ли: во-первых, в ходу была традиция разбавлять морской водой вина (гораздо более густые и сладкие, чем большинство вин сейчас). Кроме того, уже существовали воззрения о том, как и сколько надо пить. Евбул в 370 г. до н.э. советовал ограничиваться тремя чашами вина: по одной за здоровье, любовь и сон. Начиная с четвертого, кубки вина грозили пьющему неприятностями от насилия и шумливости до буйства, крушения мебели и помешательства.
Если помутнение рассудка от вина для греков могло быть священным, то в Израиле концепция винопития была совершенно другой. В Ветхом завете, где вино упоминается более 150 раз (только в Книге Ионы нет упоминаний о лозе), оно было скорее символом благосостояния, чем способом забыться. В Вавилонском Талмуде описывается, как хивиты лизали землю, определяя по ее вкусу, где будут границы виноградников (в Бургундии, кстати, так делают до сих пор, доверяя собственному вкусу больше, чем оценщикам). Вино – первое чудо Иисуса – постоянная часть иудейского обряда; без него нет благословения субботы, празднования Пасхи или свадьбы.
Но, как нет праздника без кубка, так нет в иудаизме и тени жертвенного христианского или вакхического отношения к вину, когда состояние опьянения могло быть радостью или даже целью. Правилу умеренности и аккуратности в питье верующие могут изменить разве что на Пурим, когда полагается напиться так, чтобы не разбирать слова. Во все же остальное время полагается думать не столько о том, сколько ты пьешь, но и, главное, с кем. Правила кошерного виноделия (вовсе необязательно предполагающие кипячение вина) запрещают евреям пить вино, к изготовлению которого на любой стадии был причастен нееврей, – идея не столько о технологии производства, сколько знак желания разграничить своих и чужих, оградиться от потенциально опасных пришлых, угрожающих чистоте крови.
Ислам связывают с радикально негативным отношением к алкоголю и вину. Но в одном из ранних стихов Корана вино приводится в списке яств вместе с молоком, водой и медом. Тон другого стиха, где есть упоминание о вине, – предостерегающий: «Они спрашивают тебя о вине и азартных играх. Ответь: в обоих грех, хотя есть и польза для людей, но грех больше пользы». В третьем стихе Корана, упоминающем вино, содержится призыв не приближаться к молитве в состоянии подпития. Единственный стих, прямо порицающий вино, по легенде появился из-за ссоры учеников Магомета в Медине. Ученики пророка повздорили; дело дошло до драки со швырянием обглоданных костей, когда Магомет, потеряв терпение, спросил у Аллаха, как обуздать буянов. Ответом всевышнего был совет держаться подальше от вина, азартных игр, жертвенников и стрел прорицателей.
Наказанием, назначенным Магометом при жизни за распитие вина, было 40 ударов плетью (за азартные игры ничего подобного, между прочим, не грозило). Халиф Омар удвоил это число – не истребив, впрочем, тех, кто аргументировал возможность питья вина другим стихом из Корана, где вина за употребление любой пищи снималась с творящих добрые дела и почитающих Аллаха. Дискуссионным оставался вопрос и том, что, собственно, можно считать вином, – только ли это продукт брожения виноградного сока? Любимая жена Магомета Аиша пыталась обойти запрет с помощью сброженного настоя фиников и рассуждала о том, что если можешь не напиваться, то выпить-то – ничего страшного. Ученые мужи решали вопрос о том, что именно запрещено: только ли состояние алкогольного опьянения или собственно само вино. Продолжавшиеся десятки лет упражнения в казуистике стали одной из причин развития арабской вакхической поэзии. Тема вина возникла и в стихах, бунтовавших против исламской догмы персов – Фирдоуси, Саади, Хафиза и известного больше всех Хайяма.
Он доходит до прямого отрицания радостей, обещанных в загробной жизни правоверному:
Чтоб я отринул радости бальзам?
Всему поддался, что сулит ислам?
В витиеватом слоге перса – вся драма вина и религии, всегда пытавшейся запретить или ограничить употребление напитка, в котором религия могла бы увидеть саму себя. Как и близость к богам, вино в чрезмерном количестве может лишить рассудка или даже убить – зато в умеренных дозах религия может придать сил телу и ясности мыслям.
Люди не тянулись бы к вину, не будь в нем одурманивающего и меняющего настроение компонента – алкоголя. Отношение религии к власти столь же универсальной может быть сформулировано короче, чем свитки запретов, – словом «ревность». Которая часто – просто страх сравнения и того, что выбор будет сделан не в твою пользу.